Акунина начала читать давно и с первого романа фандоринской серии. Понравилось сразу. Язык мне показался весьма приятным. Сюжеты достаточно любопытными. С точки зрения работы над книгой, как мне кажется, тоже не в чем обвинять. "Алмазная колесница" весьма и весьма любопытна с точки зрения деталей, а не только сюжета.
Любимые его произведения "Азазель", "Коронация", "Любовник смерти" и, таки, "Колесница".

Еще очень понравились "Кладбищенские истории". Тем, кто не читал, и кому интересен Чхартишвили не со стороны Эраста Петровича - рекомендую ознакомиться.

Итоги нулевых: Григорий Чхартишвили (Борис Акунин), писатель, 54 года
Закончив в начале нулевых основной канон фандоринского цикла, запустил еще несколько литературных проектов, пережил бум экранизаций, но главное — оставался образцом честного подхода к профессии и жизни. Лучшее интервью с Ходорковским (вышедшее на страницах Esquire) — это тоже Акунин.

Интервью: редакция «Афиши»

— Вы недавно сказали, что нулевые были «отвратительным десятилетием». Вы до сих пор так считаете? Каков главный опыт, полученный в нулевых?

— Я назвал минувшее десятилетие отвратительным? В каком, интересно, контексте? Не помню. Наверное, не в духе был. Вообще-то, я так не думаю. Было много отвратительного (в частности, в отечественной политической жизни), но, вообще-то, я ставлю нулевым годам твердую четверку. Как и девяностым, которые сейчас принято осуждать. Главное, что произошло за эти десять лет: мы стали из нищей страны страной бедной, а бедность, как мы помним, это уже не порок-с. Основной урок населением усвоен: жить надо, полагаясь на себя и ничего не ожидая от государства. Это очень важная ступенька для людей, которых столько лет отучивали от самостоятельности. Впереди ждут новые ступеньки. Много.

— Насколько вообще можно говорить о том, что нулевые закончились?

— Закончились нулевые или нет, мы узнаем в 2012 году. Запросто можем забуксовать на той же нулевой отметке еще лет на двенадцать.

— В начале нулевых в критике проскакивала параллель между Фандориным и Путиным — как носителями идеи государства, привносящими порядок в российский хаос. Есть ли сейчас что-нибудь общее между этими героями? Кто такой для вас Путин?

— Путин в моем восприятии — носитель подросткового сознания со всеми атрибутами этого трудного возраста: показным мачизмом, шпанистостью, кучей комплексов. В нулевые годы он совпадал по стадии развития с основной массой населения. Но население потихоньку взрослеет, а Путин все тот же. Тигров целует, на конях скачет, бицепсы демонстрирует, желваками играет. Попрошу с моим Фандориным его не сравнивать. Эраст Петрович у меня от романа к роману делается все более зрелым человеком.

— Вы сами за эти 10 лет превратились из эксперта, известного в кругу специалистов, в почти что рок-звезду. Сама эпоха сыграла в этом какую-то роль? Или вам приходилось ее преодолевать?

— Да, в общем, грех жаловаться. Мне здорово повезло, что в силу совпадения случайных факторов на определенном отрезке времени вкусы публики совпали с моими. Не знаю, выиграла ли от этого публика, но я точно выиграл.

— Существует ли, на ваш взгляд, какой-нибудь текст — роман, статья, анекдот, — который точнее всего отражал был двухтысячные как эпоху? Насколько вообще в нулевые был важен текст как форма высказывания и литература как вид искусства?

— Такой текст, возможно, и есть, но штука в том, что я уже десять лет совсем не читаю художественной литературы. Для моего ремесла это вредно. А текст у нас по-прежнему важен, Россия была и остается литературоцентричной страной. Все пишут, все хотят быть писателями. Даже члены партии и правительства. Основной напор литтворчества переместился в блоги, ну и отлично. У нас ведь вообще вследствие тотальной капитуляции телевидения центр информационной и культурной жизни все больше перемещается в интернет. Литература останется с нами, а мы с нею. Бумажная она будет или нет, не столь важно.

— Почему Ходорковский — один из важнейших героев эпохи — так и не стал героем ни одного литературного произведения? Как вы могли бы описать систему отношений между литературой и реальностью в нулевые? Является ли литература ключом к этой эпохе?

— Я собирался написать роман, действие которого происходило бы в двух временных пластах: во Франции времен Дрейфуса и в России времен Ходорковского. Но потом понял, что это слишком серьезная и больная тема. Не для беллетристического, то есть косвенного, а для прямого высказывания. Насчет соотношения литературы и реальности — если мы говорим о fiction, — здесь эмоциональная и экзистенциальная правда важнее фактической. Для фактов существует non-fiction. А ключ к нулевым потомки, вероятно, будут искать в произведениях Пелевина, Сорокина, Прилепина, Алексея Иванова. Может, и найдут.

— Отношения писателя с государством — как они строились?

— Слава богу, властям на литературу наплевать. Они на нас внимания не обращают. А мы, писатели, ну тут каждый выбирает сам. Я, например, считаю, что нашему брату от власти надо в принципе держаться на расстоянии. А уж от такой несимпатичной тем более.

— В начале нулевых у книжного рынка был запрос на хорошие, «качественные» детективы и жанровую литературу вообще. Тем не менее к концу нулевых в магазинах почти нет хороших отечественных жанровых авторов — и много социальной литературы, тяжелого реализма. Почему устояла эта традиционная литературная иерархия жанров? Почему массовая литература так и не стала в полной мере респектабельной? Почему не получилось создать этот Клуб беллетристов, о котором вы говорили в начале нулевых?

— Иерархия устояла, потому что она оправдана. У серьезной литературы и у беллетристики разные задачи и функции. Первая относится к области искусства (хорошего или плохого), вторая — к сфере культуры (хорошей или плохой). Насчет респектабельности — ну, наверное, нормально, что «серьезному» автору, пишущему кровью сердца за мизерные гонорары, достается больше общественного уважения, чем автору массовой литературы. С Клубом беллетристов одна загвоздка: у нас, массовиков-затейников, не хватает времени на общение, потому что мы в отличие от рабов вдохновения все время работаем — у нас бесконечные елки.

— Какова была роль интеллигенции в нулевые? Что с ней произошло? Можно ли говорить о вине интеллигенции в произошедшем в России в нулевые?

— Мне кажется, что прежняя интеллигенция постепенно трансформируется и расслаивается. Вина? Если она и есть, то приходится не на нулевые, а на девяностые, когда многие представители этого класса получили возможность претворить свои идеи в жизнь, попали во власть — и, увы, проявили себя не лучшим образом. Эх, сладкоголосые «прорабы перестройки», певчие избранники России.

— Зачем вы в 2010 году завели себе ЖЖ — как раз когда все стали говорить о том, что ресурс умирает? Чем, на ваш взгляд, вообще можно объяснить феномен социальных сетей и блогов? Это новая форма массового письма — источник для литератора — или они профанируют писательскую деятельность?

— Не знаю, как ЖЖ, но блог как текстовой жанр не умрет, он пришел надолго. Ведь люди в большинстве своем ужасно одиноки. Их не понимают, не слушают, они неинтересны окружающим. А блог дает тебе возможность обратиться к городу и миру. Вдруг кто-то услышит? Вдруг найдешь родственную душу? Даже если не найдешь — все равно будешь в выигрыше. Потому что привычка к письменной рефлексии развивает личность. Ну а я завел себе блог, потому что нуждаюсь в досуге. Был у меня знакомый банкир, совершенно чокнутый трудоголик. Однажды я его спросил, бывает ли у него свободное время. Банкир вдруг просветлел лицом и говорит: «У меня есть хобби. Чтобы отдохнуть, я играю на рынке ценных бумаг Армении». Вот и я завел блог «Любовь к истории» примерно с теми же целями.

— Как вы относитесь к прогнозам о скором «конце бумаги»? Он ведет к концу литературы?

— Я хорошо отношусь к «концу бумаги». Мне нравятся ридеры. Я жду с нетерпением, когда можно будет использовать в литературе новые возможности, которые открывает электроника. А литература — она сильная, всеядная. Ее ничто не заменит.

Ну относительно Путина, я с ним не согласна... Сравнивать его с Фондориным конечно не стоит, но и принижать до невзрослеющей шпаны - это перебор. Относительно ридеров - абсолютно согласна.

Ну может быть слова резковаты, но он прав

аналогично. А нефритовые четки тоже не прикололи. Кладбищенские истории еще туда-сюда, а остальное...

а про Николаса? По-моему исписался тов. Акунин
ага... Фандорин там бы заявил леди Эстер: "Hasta la vista, baby!". А потом угробил бы ее на заброшенном заводе или еще где.
А так я сомневаюсь, что америкосам удастся передать атмосферу России XIX века. Видел я их "Евгения Онегина" - уеб уродство полное

«Это самая удивительная книга из всех,

с которыми мне приходилось иметь дело

в моей редакционно-издательской жизни.

Советую читать книгу так же, как это делал я.

Сначала внимательно смотрите на фотографии

и пытаетесь угадать, кем был этот человек

и как сложилась эта жизнь.

Потом читаете рассказ и проверяете свою проницательность».

Борис Акунин

«Фото как хокку» – новая книга, только что вышедшая в издательстве «Захаров», и, более того, целый новый проект Бориса Акунина. Идея родилась в блоге писателя, воплотилась там в виртуальном варианте, но постепенно стала перерастать в нечто большее.
«Мы привыкли к тому, что тексты с бумажных носителей переписывают на электронные, но уникальность этого проекта в том, что, пожалуй, впервые в отечественном книгоиздании истории из блогосферы перешли в книгу, а не наоборот. Это воспоминания обычных людей, наших с вами современников, о родных и близких, воспоминания и фотографии из старых альбомов, – отметили в издательстве. А почему именно «как хокку»? Фотографий каждого героя три (и тогда перед нами возникает своеобразное хокку) или пять (и тогда это уже танка), поясняет автор проекта. «Давно я не читал ничего более интересного и значительного, – прокомментировал книгу Борис Акунин в предисловии. – Интересного – потому что все это было не художественным вымыслом, а правдой. Значительного – потому что из коротких, по большей части очень простых рассказов о судьбах обычных людей постепенно складывалась полифоническая и весьма непростая документальная повесть о судьбе целой страны и целого века, да какой страны и какого века!».

Врут и не краснеют

мне нравятся книги этого писателя, они очень своеобразны, не шаблонные, особенно поразила его " Алмазная Колесница", хотя маленько мне кажется он там приврал. Это наверное один из любимых русских писателей, на него меня подсадила моя учительница по Русскому и литературе в 7 классе.

а чем именно не шаблонные?

можно завтра отвечу? Я сейчас спать ухожу просто.

Вообще-то он не русский. Настоящее имя - Григорий Шалвович Чхартишвили. Ты, наверное, хотела сказать "российский".

Забавушка, сорри, а Набоков для тебя - русский писатель???

Перечитала, наверное, всего Акунина, очень нравится. Он один из немногих современных российских писателей, которых я воспринимаю положительно.
Серия про Фандорина конечно же самая любимая. Из наиболее понравившихся "Декоратор", пожалуй, как самая напряженная.
"Кладбищенские истории" и Николас тоже неплохи, но особого энтузиазма не вызвали.

Не шаблонные?!
Первую книгу прочитала - интересно, вторая пошла средненько, третью за уши тянула.
Стало скучно, все предсказуемо, написано по шаблону. Сюжеты различаются, но основа стабильна и не рушима.
После долгого перерыва взяла "Весь мир театр", и поняла, что ничего не изменилось. Ощущение глубокой колеи

читать подряд - не пробовала?.. ))